Прогулка с художником Виталием Пушницким по выставке «Студии. Ожидание» в Музее архитектуры

В залах особняка Талызиных-Устиновых, где сегодня находится Музей архитектуры им. А.В. Щусева, открылась персональная выставка художника Виталия Пушницкого «Студии. Ожидание». Экспозиция представляет собой серию работ под названием «Студии», созданных автором с 1998 по 2024 год. Все произведения находятся в российских музейных и частных коллекциях.

По теме: Разговор с коллекционером Ольгой Поповой: как «АукциON» работает с современным искусством

Анна Уколова, автор INTERIOR+DESIGN, встретилась с художником Виталием Пушницким и Ксенией Малич, куратором и историком архитектуры, и поговорила о том, как большая архитектура и большая живопись друг друга поддерживают и почему студия для художника становится средой обитания.

Резонанс архитектуры и живописи

Музей архитектуры им. А.В. Щусева уже года три не выставлял современную живопись в главном зале. Как вам удалось договориться?

Ксения Малич Для музея это был новый опыт, поскольку современная живопись не является фокусом их работы, редко оказывается главным героем в анфиладе. Им было страшно, нам было страшно, всем было страшно. Но эти испуги оказались избыточными. Все сложилось легко, необходимость союза пространства музея и живописи Виталия Пушницкого в процессе как будто сама себя обнаруживала. Здесь собраны работы из серии «Ожидание» за многие годы: от первых, созданных более десяти лет назад, до последних 2024 года. Все произведения находятся в частных коллекциях, они уже давно «живут» в своих семьях. Нам было интересно показать связь между архитектурой городской усадьбы и мастерской художника, найти согласие с архитектурой особняка. И это оказалось легче, чем мы предполагали. Потому что классическое правило, которое лежит в основе этой архитектуры, работает в любых обстоятельствах, даже когда дом с двухсотлетней историей. Этот изначальный импульс гармонии помогает и преображает все, что попадает внутрь. Надеюсь, вы это почувствуете. 

Виталий Пушницкий Ксения проявила свой вкус. Мне уже просто не хватало сил в последние дни монтажа. Я был просто слеп. И не видел таких вещей, которые Ксения свежим взглядом улавливала: «Так, это мы перевесим, это уберем, а здесь подсветим». Это было очень важно.

К.М. Большая архитектура и большая живопись не всегда совпадают друг с другом, архитектура может задавить, проглотить искусство. Здесь как раз наоборот: картины и пространство усиливают и поддерживают друг друга, этот резонанс случился. И в живописи появилось дополнительное измерение. И на архитектуру начинаешь обращать внимание, особенно в тех залах, где мы поиграли с тенями. И для меня особенная радость, как для историка архитектуры, когда люди заходят в зал, движутся взглядом по этим теням и дальше оказываются захвачены историческим интерьером.

Студия как среда обитания

В.П. Проще всего начинать рассказ с последних работ. На данном этапе, чем ближе работа по времени, тем мне легче за нее отвечать, потому что я пришел к некоторым выводам через 10 лет, которые бы тогда еще не сделал. Выставка называется «Студии. Ожидание», потому что художник, где бы он ни был, работает в студии или превращает в студию место своего пребывания. Как у греков сказано: «Где поставил копье, там и твой дом». Студия — это среда обитания, где художник живет в уединении. По сути, я вообще делаю вывод, когда долго живешь один, ты стираешься из мира. Ты как бы перестаешь существовать. Ты видишь все вокруг, кроме себя. Поэтому для подтверждения жизни каждого нужен свидетель. Мы нуждаемся друг в друге для подтверждения своего существования. Вот проблема художника в том, что он чаще всего один и не совсем понимает, насколько он адекватен. Когда подолгу смотришь на предмет, предмет начинает исчезать. Он перестает быть материальным объектом — в этом свойство психики восприятия.

К.М. Когда я слушала рассуждения Виталия, я вспомнила — и даже в текст каталога это добавила — фрагмент книги «На маяк» Вирджинии Вулф. Автор пишет: «Попытайтесь вообразить кухонный стол в тот момент, когда вас нет на кухне».

В.П. Да, это про то же самое. Я считаю, что психология — это то, через что мы воспринимаем все остальное. Основной фильтр. Преломление информации — у кого-то в истерику, у кого-то в медитацию.

Цвет в живописи

В.П. Некоторые работы расположены не в хронологическом порядке из-за своих размеров. В этом зале находятся произведения, связанные с водой и бассейнами. Поэтому тут возникает зеленое состояние. Для древней архитектуры источник воды был сердцем места. Вода давала жизнь, и вокруг нее формировалась архитектура. Ставили колодцы, а вокруг них уже дворцы и поселения. Например, индийские и буддистские храмы. И вот дворцы разрушились, а колодцы и бассейны остались. Поэтому здесь тоже про это. Про зеленую воду забытых вещей.

Почему появляется цвет в поздних работах?

В.П. Цвет — это что? Это волна, отраженная и попавшая в наш зрачок. Волна — это вибрация. А вибрация — это энергия, это наши мысли и эмоции. На самом деле искусство — это инструмент для человека, чтобы как-то понимать свое существование. Я имею в виду не социально, а для того, чтобы описать, что происходит вокруг, реагировать на это.

То есть вам в какой-то момент просто захотелось взять и использовать яркий цвет?

В.П. Нет, у всего есть причины, конечно. При сочетании ярких цветов возникает некая декоративность, которая считается облегченным отношением к пластическому искусству. В нашем интервью нет возможности раскрыть смысл всех действий автора из-за формата разговора. Наши действия не так линейны и просты. Искусство, конечно, можно пробовать проанализировать. Но должны быть какие-то еще сопутствующие вещи. Для меня в чем проблема понимания искусства — метод ясен, все ингредиенты понятны, но непонятно, как это получилось? Всегда не хватает какого-то элемента, который ты можешь увидеть. Всегда выпадает что-то из объяснения. Здесь кроется личностный фактор того, кто делает это. В свое время Сезанн, когда его спросили, что самое главное в живописи, ответил: «Когда я был молодым, я думал, что самое главное — как написано яблоко. Потом я понял, что важнее — о чем написано яблоко, но сейчас я уже понимаю,  что самое важное — кто написал это яблоко».

Можно, используя чувства, сделать прием, но уже осознанный прием обычно их не несет

Новая сборка реальности

В.П. Это 2016-2017 год. По сути, здесь идет разворачивание темы — драматический взгляд на уединение. Это не документальные кадры студий. Это все пластически-ментальные манипуляции. Есть знакомые окна, двери, но интерьера такового нет. То, что его нет физически, это не значит, что он не может быть таким. Кажется, фотография дает нам надежный источник реальности? Но и она изменяется. Кроме того, это взгляд человека с одного ракурса в один момент, а в следующий момент он будет другой.

К.М. Но как только появляется человек, появляется и все остальное. Это необжитое пространство, оно может так 20 лет простоять, потом появится человек и все это структурирует. И у него возникнет новый мир. Вот здесь в музее, например, была раньше двухэтажная коммунальная квартира, потом пришел Щусев. Как эта классическая архитектура вне времени и пространстве существует, так и тот мир, который изображен на картине, — это классическая основа художника, как бы он ее ни отрицал. Виталий Пушницкий очень классический именно в этой фундаментальности. Потому что это все существует вне временного континуума.

В.П. В общем, я выгляжу как фигуративный художник, не передвижник, конечно, но формы знакомы, тут как будто все понятно. Но моя методология — это новое пересобирание пространства. Поэтому у меня есть элементы, вокруг которых разворачиваются события. Например, вот этот дом в Токио — я его нашел, идя по улице, но восприятие образа создал другим. 

В.П. Я также интересуюсь растительным миром, как формой, как методом выживания и создания мира. К нему многократно возвращаюсь в своих поисках. В моей книге «Сад» были упомянуты утопические идеи взаимоотношений человека с растениями. Но на этой выставке не показаны эти отношения, однако присутствует результат перекрестных взаимоотношений серий. Тема выставки ограничивает нас от слишком большой полемики, тут архитектура становится ориентиром дискурса.

Чем важна для меня живопись? Когда я занимаюсь ей, я больше ни о чем не думаю, даже о смерти. Таким образом, этот момент погружения в жизнь становится бессмертным

Место, где рождается искусство

В.П. Вот это студия с впечатлением о Моне. Я не стараюсь говорить об известном Клоде Моне, я хотел говорить о Моне как о современном персонаже. Сейчас художники не живут в усадьбе с кувшинками и прислугой, это, к сожалению, в прошлом. Но детали его интерьера, его палитры намекают на его присутствие, пусть даже в моей интерпретации. 

Какое у вас возникло чувство при встрече со своими картинами в одном пространстве спустя много лет?

В.П. Я не сентиментален. Прошлое есть прошлое, его нельзя изменить и исправить. Главное, что я почувствовал: я не разочарован.

К.М. Для нас большая радость и ответственность, что выставка проходит в анфиладе усадьбы Талызиных. Это способствует размышлениям о том, как рождается искусство и как художник конструирует пространство в своей мастерской. В каком-то смысле жизнь, обустроенная хозяином московской усадьбы времен расцвета русского классицизма, и то пространство, которое нужно художнику в мастерской, имеет много общих особенностей. С одной стороны — попытка воплотить классические правила, чтобы приблизить состояние гармонии, возвышенного баланса, настроиться на вдохновенную упорядоченность. С другой — соблазн привычек и энтропия домашнего уюта, загромождение пространства вот этими уликами повседневной жизни. Философия русской усадьбы — это философия убежища, прекрасной Аркадии, где семью должны были ждать защита и покой. Также и мастерская для художника — защитная оболочка от мира, где он переживает ожидание. И пространство мастерской — это своего рода точка опоры для автора.

Проект представлен галереями pop/off/art и Marina Gisich Gallery до 2 ноября 2025

Вдохновляйтесь ВКонтакте с нами