Даниэль Либескинд: пять мыслей о памяти, оптимизме и свободе

Даниэль Либескинд (Daniel Libeskind, 12.05.1946) —  человек, которого называют величайшим архитектором современности. Дважды он получал высшую награду RIBA и любит говорить об оптимизме, памяти и свободе.

Об устройстве архитектуры Не материал делает архитектуру. Не камень. Не стекло, и не стальные конструкции. Архитектура — это атмосфера, история. Мысль, выраженная в свете и пропорциях. Это нечто, что обращается к вам напрямую, к вашей душе, призывает вас к общению. В случае с музыкой вы можете видеть инструменты — виолончель, фортепиано — но вы не можете видеть собственно музыку. Так и с архитектурой. Мы можете видеть стены, окна — но вы не видите саму архитектуру. Архитектура — это история, это часть нас.

Музей Бундесвера в Дрездене.

У меня никогда не было мысли строить каким-то причудливым инженерным способом. Я просто думал, что можно сделать, чтобы постройка соотносилась с чем-то гораздо более глубоким, чем я сам. С чем-то большим, чем моя собственная реальность. Но чему меня научила жизнь: любая реальность, которая поддается контролю — это не реальность вовсе. А вот то, чем невозможно управлять — интересно.

Вы должны не только иметь убеждения и верить в них, вы должны все время что-то с ними делать, иначе никто не поверит, что ваши идеи — это правда. И очень важно, чтобы здание не было симуляцией. Чтобы оно по-настоящему провоцировало новую коммуникацию.

Скульптура в Сasalgrande Padana, покрытая керамической плиткой.

Об оптимизме Архитектура, вероятно, единственная сфера человеческой деятельности, где оптимизм — необходимое требование. Президент, музыкант, поэт, менеджер вполне могут быть пессимистами. Но только не архитектор, иначе он никогда ничего не построит. 

Все-таки архитектура очень странная профессия. Столько вещей, которые нужно сделать и согласовать. И главное — довести это искусство до воплощения, ведь сколько набросков зданий в мире останутся анонимными, никто о них никогда не узнает. А ведь возможно, это такие же шедевры, как забытая на пару веков музыка Баха. Вероятно, каждому архитектору нужен такой человек, который будет заниматься сохранением его наследия, потому что возможно через сто лет это можно будет сделать с новыми технологиями.

О памяти Сам процесс закладки фундамента и последующего строительства таков, что вы невольно начинаете предвкушать будущее, жить в нем, стараться заглянуть туда. Поэтому мне не свойственна ностальгия. Те люди, которые слишком много внимания уделяют ностальгии, не верят и не смотрят в будущее. Можно обойтись без ностальгии, но нет будущего без памяти. Память — это потрясающий инкубатор эмоций. Память — ключевое понятие для архитектора, она располагается даже глубже, чем фундамент. Память — не просто некая ссылка или примечание, это постоянный процесс ориентирования для человека в нашем запутанном мире. Поэтому я уверен, что для архитектуры память имеет основное значение. Вы должны сделать усилие, чтобы услышать голос места, где вы собираетесь строить. Он очень тихий, почти шепот — но он существует.

О свободе Внутренней свободе меня научили родители. У них была тяжелая судьба, но военное время их совершенно не сломало. У них не было шанса получить образование, отец учился всего четыре класса в школе, мать так и не поступила в университет. Но они были настоящими интеллектуалами, и у них никогда не было мысли, что они жертвы. У них было ясное и сильное чувство жизни. Именно от них я унаследовал чувство (именно чувство, они не говорили об этом в высокопарных выражениях), что самое главное в жизни это свобода. Что не нужно ни за кем следовать, нужно найти нечто свое. Они научили меня чувству сопротивления. Сопротивляться тем вещам, которые не для тебя. Тому, что не дает тебе освобождения.

И удивительным образом я выбрал сферу, наиболее зарегулированную различными правилами, с миллионом ограничений – но при этом я сохранил это чувство свободы. Художник, музыкант могут делать что хотят, никто их не ограничивает в свободе выражения. Жак Деррида, который был моим другом, всегда мне говорил: «Вот я как философ могу написать и опубликовать все, что захочу. Человек науки может свободно задавать вопросы и искать на них ответы. Но архитектору все время нужны бесконечные разрешения и соглашения — от адвокатов, правительства, различных организаций, чтобы реализовать даже самый банальный замысел». От архитектора в работе не ждут неожиданностей — все должно быть согласовано. Это такая профессия, которая усиливает согласованность и дает иллюзию устойчивого мира. Архитектору всегда нужно работать с большим чувством свободы, и одновременно четкости и аккуратности.    

Музей Royal Ontario в Канаде.

О Нью-Йорке Мои родители приехали со мной и моей сестрой в Нью-Йорк. Весь багаж составлял пару чемоданов. У них не было ни владения языком, ни работы. И что их совершенно поразило, что им все улыбались. «Почему эти люди так с нами милы?», — долгое время спрашивали они. В этом городе было необязательно иметь какую-то четкую цель и стараться ее достичь, тут можно было просто жить. Тут было чувство, что даже если вы не знаете, куда приведет вас эта дорога, это наверняка окажется правильным, нужно только просто не бояться идти. Так в юности я оказался в одной из лучших бесплатных школ города, но я совсем не изучал, какая их них лучшая, я просто туда пришел и поступил. Это обычное дело для Нью-Йорка: получить свой шанс, на него каждый имеет право. И когда я проектировал Ground Zero, я думал как раз о своих родителях. Что бы они почувствовали, если бы они оказались там. Я думал о метро, об общественных пространствах, поездах, улицах. И в итоге получилась архитектура, которая дает людям вид, перспективу, связи — и чувство, что жизнь продолжается, несмотря на трагедию.

Я до сих пор заворожен Нью-Йорком, хоть и живу здесь уже много лет. Это такое место, где можно увидеть то, чего нигде больше не увидишь. И мне до сих пор иногда страшно в некоторых районах, настолько там темно. Что мне особенно нравится в городе — как в нем все перемешано. Это настоящий микрокосмос, будто схлопнувшийся в один небольшой шарик.

Музей искусств в Денвере.

Павильон Vanke на Экспо в Милане, 2015. Для его покрытия было использовано 4200 плиток
Кресло Elemental Split Unit, David Gill Gallery.
Столик Bronze Megaligh in Motion, David Gill Gallery.