Рори Гардинер: меня привлекает архитектура, не перегружающая чувства

Рори Гардинер: меня привлекает архитектура, не перегружающая чувства

Рори Гардинер, один из самых талантливых архитектурных фотографов планеты, снимает авангардные здания по всему миру и мечтает о новой концепции урбанизма. Он рассказывает ИНТЕРЬЕР+ДИЗАЙН какую архитектуру хочется видеть и переживать.

Австралиец Рори Гардинер — один из самых востребованных архитектурных, интерьерных и пейзажных фотографов планеты. В охоте за лучшими кадрами он путешествует по Европе, Юго-Восточной Азии, Африке и Америке. Чаще снимает на пленку, чемна цифровые камеры, — для него важно на бумаге передать «материальность» архитектуры. Архитектурная фотография — жанр, который во многом определяет судьбу архитектора. «При помощи фотографии, а тем более кино, мы можем ощутить новый опыт пространства, — писал Ласло Мохой-Надь в эссе «Новый инструмент видения». — Благодаря фотографу человечество получило власть увидеть новыми глазами среду своего обитания».

О выборе профессии Я не помню момент, когда решил стать фотографом. Но фотографировать мне нравилось больше, чем ходить в школу. Я  родился в Мельбурне в семье архитектора, это во многом определило мой интерес к архитектурной фотографии. Рос на скалистом побережье с видом на океан, и эти пейзажи всегда привлекали меня.

Я окончил мельбурнский RMIT (Royal Melbourne Institute of Technology) по классу фотографии и почти сразу же после окончания университета пере-
ехал в Лондон. На последнем курсе мой преподаватель пригласил поучаствовать в фотоконкурсе Sony в Лондоне.

Я согласился, и мне почти сразу предложили работу в Tate Modern. В то время у меня была довольно свободная, текучая манера съемки, и это очень нравилось кураторам.    

Моя работа поначалу была больше связана с цифрой. Однако с тех пор мой подход сильно изменился. Я почти перестал детально продумывать концепцию и заниматься теоретизированием. Концептуальности уступила место спонтанность; сейчас я стараюсь найти золотую середину между обоими подходами. 

Мечеть в австралийском пригороде Сиднея Панчбоул. Проект Candalepas Associates.

О силе архитектуры Мой творческий процесс всецело подчинен архитектуре. Обычно все начинается с концентрации. Я пытаюсь эмоционально откликнуться на постройку настолько сильно, насколько возможно: наблюдаю, как внутри нее передвигаются люди, как используют пространство, как реагируют на здание в разных его частях. Мое оборудование довольно легкое (я намеренно выбираю легкие камеры и объективы), чтобы у меня была возможность быть максимально мобильным в процессе съемки.   

Обычно в моих фотографиях нет намеренного желания что-то сообщить зрителю о конкретной теме. Специфика кадра связана в наибольшей степени с самим местом. Моя основная задача — передать его атмосферу. Атмосфера вообще намного важнее, чем детали. Обстановка может быть устаревшей или не считываться людьми других культурных традиций. А эмоция — универсальная вещь, она понятна всем. Лучше всего описание моей будущей работы звучит как «передать с помощью фотографии чувство, возникающее при посещении этого места». Я это воспринимаю как «для меня, в этом месте, в это время».  

Об эмоциях Из фотографов, которые меня увлекают, я назову Адама Джеппесена. Из архитекторов — Джона Поусона. Его личность и метод меня совершенно завораживают. У моего изголовья вы всегда увидите стопку книг, написанных Поусоном.  Вероятно, мои эстетические пристрастия в архитектуре сформировались в детстве. Мой отец создавал частные резиденции: это означало, что в этих домах люди действительно хотели жить. Как правило, они были очень функциональные и простые. Мне нравился этот подход архитектора к городскому развитию, он и сейчас мне кажется оправданным и наиболее убедительным. 

Мuseo Jumex. Мексика. Проект Дэвида Чипперфильда.

Мне нравятся здания, оставляющие долговременный опыт. По производимому впечатлению они близки к скульптуре. Возможно, они не побуждают вас к какой-либо существенной с точки зрения общества деятельности. Скорее, они представляют собой нечто вроде павильона или музея. Эта архитектура обычно экспериментальна, но она заставляет людей двигаться вокруг себя совершенно иным способом. Обычно они кружатся вокруг нее в медитативном танце без определенной цели, даже ведут себя иногда довольно странно. И вот когда мне удается застать такой момент, — это наилучший кадр в архитектурной фотографии. 

Меня привлекает архитектура, не перегружающая чувства. Такая, в которой использовано минимум различных материалов. Чем меньше этих сочетаний, тем лучше. Много лет я фотографировал брутализм в тех или иных видах: японские и швейцарские архитекторы прекрасно справляются с созданием таких построек. 

Больше всего меня интересуют эмоции, которые возникают внутри здания. Часто это ностальгия, как видно из моих фотографий. Заметны следы «фотографического шума» — он дает почти тактильное ощущение от снимка, и мне это нравится: по моему ощущению фотография должна напоминать о материальности самой архитектуры. Из мест, особенно поразивших меня в последнее время, — дом португальского архитектора Мануэля Айреша Матеуша в Лиссабоне. Его качество света и архитектуры дает настолько сильный опыт, что я бы рекомендовал всем внимательно их изучить. 

Бруталистская архитектура Лондона. Проект Рори Гардинера и Studio Esinam.

О свете «Голубого часа» Главное в моих снимках — это, конечно, свет. Я делаю фотографии светом и для света. В нем для меня и смысл, и вдохновение. Он — мощнейший индикатор всех процессов, происходящих внутри здания и снаружи. Его восприятие зависит от времени суток, климата, настроения. Как именно свет взаимодействует со всеми этими факторами, и есть предмет моего интереса. Я люблю свет так называемого «голубого часа» — на закате. Его качество, особенно тон неба, становится почти сюрреалистическим — для меня это настоящий феномен, которым можно любоваться бесконечно. У экватора этот момент «голубого» света совсем короткий, но в Британии он длится довольно долго. 

Я почти не использую искусственный свет. Для интерьеров мне гораздо ближе естественный холодный дневной тон. Это означает, что съемку нужно проводить быстро, быть маневренным и подвижным. Но когда архитектуру снимают при дневном нейтральном свете, это больше похоже на документацию. Мне же гораздо ближе концепция, которая позволяет мне показать место настолько хорошо, как, мне кажется, оно может выглядеть. Поскольку я не архитектор, мне редко бывают интересны собственно архитектурные секреты конструкции. Моя цель — опыт человека в этом пространстве. 

Отель Santa Clara 1728. Проект Manuel Aires Mateus.

Когда выбирается сезон для съемки, традиционно считается, что лучший свет — летом. Да, это действительно так — особенно для садов. Но архитектуру, на мой взгляд, гораздо интереснее фотографировать осенью. 

При этом я не думаю, что фотография может точно выразить существо архитектуры, — и никогда не могла. Нельзя сравнивать реальность фотографии с реальностью физического мира. Точно так же, как нельзя сравнить мою реальность и вашу. Фотография — только субъективная репрезентация места, существующая отдельно от нас, в искаженном линзами пространстве, и она фиксирует момент, который уже прошел. Поэтому для меня это скорее некий инструмент охвата, способ зафиксировать собственный опыт через визуальные заметки. 

Мне кажется, я никогда не смогу точно передать искусство архитектуры через фотографию. Чтобы почувствовать архитектуру, нужно обязательно находиться рядом с ней, внутри нее.  

Ayla Golf Academy and Clubhouse. Йордания. Проект Oppenheim Architecture.

О коливинге Впереди нас всех ждет новая концепция урбанизма. Она уже случилась, только еще не для всех это стало очевидно. Новая концепция будет выстроена вокруг кооперации и коливинга. Прекрасные примеры совместной жизни и работы вскоре будут случаться на регулярной основе, а не как единичные случаи. Вполне возможно, что все политические и экономические факторы помогут быстрее в переосмыслении концепции дома для небольшой семьи. Также нужно как можно быстрее отходить от «гетеросексуального» стиля в оформлении домов. Я не думаю, что классический дом для семьи с несколькими спальнями, ванными и большими внутренними дворами — устойчивая модель. Популяция растет, и мы должны пересмотреть использование наших общих ресурсов. Общее жилье, общежитие, сейчас имеет гораздо больший смысл — даже, если это только общий сад или, к примеру, прачечная. Общее пространство, где люди должны взаимодействовать, провоцирует гораздо больший уровень коммуникации. В этом случае нам потребуется гораздо меньше новых построек, цены на жилье снизятся, и общий вред, наносимый человеком окружающей среде, — тоже. Хотелось бы, чтобы такой способ мышления мог применяться к масштабным проектам по всему миру, особенно в больших городах.